Наверное, лучшее, хотя далеко не исчерпывающее определение самоискрящейся поэзии Константина Рябинова было дано на пластинке «Алиса в стране чудес», которая увидела свет, когда грядущему Кузьме едва исполнилось двенадцать: «А мы — делаем слова ещё смешнее, чем они есть на самом деле, и заставляем их прыгать»; тот факт, что «смешнее» в немалом количестве случаев можно с лёгкостью поменять на «страшнее», дела не особенно меняет). И хотя большинство его лирических героев (от любителя растительного масла дяди Феди до многострадального Потапова, которого «чтой-то» постоянно то душит, то трёт, то вообще ляжет) давным-давно вышли из соответствующего возраста, все они — как, собственно и сам поэт Рябинов — родом из детства. Из самых первых в жизни потешек про «закукулено-замумулено», упоённо декламируемых с ясельной табуретки, из раз и навсегда обожаемых книжек вроде «Палеонтологии в картинках», полных диковинных слов — например, «белемениты» — которые даже и не нужно делать «смешнее, чем они есть на самом деле», из собственных рифмованных строчек, нежданно-негаданно родившихся в голове к концу тихого часа. Несложно вообразить Корнея Ивановича Чуковского, который, утирая восторженные слезы, без тени сомнения и каких бы то ни было купюр вставляет в «От двух до пяти» стихотворение «Бабушка живёт вчерашним днём». А ещё легче представить себе читателя, для которого эта полная удивительных откровений книга может при определённом стечении обстоятельств стать как первой, так и последней в жизни. Ибо по ней можно как научиться читать (можно лишь позавидовать малышу, чьим первым самостоятельно прочитанным словом будет, например, «пяли-муррр»), так и в определённом смысле «разучиться». Забыть, что на самом деле значат все эти слова и даже буквы. Вздохнуть, зажмуриться и побежать далеко-далеко. «Соло, соло, совововово хо, хо, хо ло ло».